| Главная » Статьи » Рассказы S.T.A.L.K.E.R |
Взорваный Рай
| Вы называете это саморазложением Бога: но это лишь его шелушение — он сбрасывает свою моральную кожу! И вскоре вам предстоит увидеть Его снова, по ту сторону добра и зла. Скрипнул железный засов, мрачная, исцарапанная дверь тяжело отварилась, впуская в замкнутое помещение порцию свежего воздуха и высокого человека в белом халате. Лицо его выражало недовольство, вызванное частыми и бесполезными визитами в это самое место. В руке он держал диктофон. Обитатель безоконного жилища устало поднялся на мягкой койке, готовясь к очередной беседе, которая как всегда закончиться тупиком для них обоих. — Что, снова? — выдохнув, произнес узник неведомого для него жилища. — И как можно подробней. С самого начала. Если можно. Человек в халате нажал кнопку на диктофоне. И допрос снова начался, или продолжился… Допрашиваемый говорил спокойно, уже в отработанном темпе, и опять же его мысли были богаче его собственных слов. Что опять же не смог запечатлеть чуткий диктофон: *** Как мое имя? Мой разум постоянно задает мне этот вопрос — он чрезвычайно прост и кажется нелепым…, но я все же затрудняюсь на него ответить. Для меня имя потеряло значение, выцвело, обесвкусилось… Нельзя в этом винить кого-то другого…, хотя… — нет. Все же виноват в этом я и, во многом другом, что еще не произошло — тоже виноват я! Может показаться, что эти слова беспочвенны, но время циклично, и что было прошлым станет будущим, а будущее — прошлым. Что же касается настоящего — это всего лишь ступица, на которой вращается колесо — называемое временем! Итак: вот моя история. Все же, она все еще не закончена и, порой в ней не хватает некоторых кусков, но это лишь бренность хронологии… Я был священником…Военным священником в так называемой — Зоне. Моя задача была проста и в тоже время не посильна никому другому. Поднимать павший боевой дух солдат, дело нелегкое и требовало колоссального запаса сил и терпения. И у меня был этот запас. Тогда меня звали — Батьком. *** Накануне того рокового дня, я в одиночестве потягивал алкоголь за пределами нашего блокпоста. Найдя уединение среди двух мшистых валунов и пары кособоких деревьев — я безрезультатно топил душевные муки в кислющей браге. Жгучий желтый шар на синем фоне, ускорял процесс опьянения, и взгляд мой мутнел с каждым глотком этой противной жидкости… Сжимая в левой руке пластмассовую бутылку, а в другой серебряное распятье Христа — я бурчал себе под нос молитвенные слова, из которых хотел кощунственно сложить песенку. Пить уже не хотелось, мне было вполне достаточно, но бутылку я все же не отпускал, размахивал ей и проливал содержимое. Внезапно вспомнив, с какой целью нажрался — я быстро утвердился на ногах и пошатнувшись, отвел свою правую руку для броска… Но что-то остановило меня. Я разжал кулак и мутным взглядом уставился на серебряное распятье, которое нарисовало на моем лице солнечных зайчиков. Испещренная затянувшимися порезами ладонь, сжимала и разжимала его в нерешительности. Я в который раз стоял и смотрел на этот сверкающий кусочек серебра, пока тот не омылся слезами, редко закапавшими из моих глаз. Я ничего не мог с собой поделать, я был священником — неумолимо теряющим веру в Бога. Я чувствовал себя предателем! Я предал не только себя, свою веру, но и тех молодых солдат, которые доверяли и верили в меня… Как я буду смотреть им в глаза? И как они будут смотреть в мои, когда не увидят на моей груди спасительного для их душ креста? Этот вопрос терзал мою душу, и только он наверное, не позволил мне завершить бросок… Предательский бросок в лицо Богу. Я упал на колени и выронив бутылку, закрыл мокрое лицо ладонями. Мне ничего больше не хотелось, ни лгать солдатам, что Господь защитит их, ни читать отходные молитвы умирающим, ни жить… Ничего. Мои душевные страдания неожиданно прервал визит незнакомца, (который впоследствии сыграет важнейшую роль в моей судьбе) он почти бесшумно приблизился и коснулся моего плеча. Когда я поднял на него свои покрасневшие от слез глаза — передо мной возник высокий мужчина с бледным вытянутым лицом. Его одежда говорила о том, что он не принадлежал ни к военным, ни к сталкерам, скорее просто гражданский. Длинный кожаный плащ, почти полностью скрывал его тело, по-видимому, не причиняя каких либо неудобств, связанных с жаркой погодой. Я впился взглядом в его окаймленное негустой бородой лицо, в нем было что-то загадочное, скорее нереальное… Словно его идеальные черты были отшлифованы под заказ владельца. Темные, глубоко посаженые глаза пристально смотрели на мою правую ладонь, в которой я сжимал распятье. Я взял себя в руки и обратился к нему, заплетаясь языком в словах: — Рядом территория военного объекта, сюда не пускают посторонних! Если патруль обнаружит тебя… В ответ я услышал сильный, утробный голос. — О, я не посторонний. — спокойно ответил он. — Кто же? — Просто собеседник, — он улыбнулся. — Это вообще-то дела не меняет! Человек в плаще недолго помолчал. — Ты веришь в Бога? — почти с удивлением парировал он заявление, и кивнул на мою правую ладонь. Не знаю почему, но этот человек своим „неповторимым" лицом — вызвал у меня полное доверие и наверное симпатию, хотя я не знал ни его имени, ни цели прихода…, ни почему он был одет не по погоде… Взглянув еще раз на свой крест в руке, я ответил: — Хм, верю ли я в Бога? Пока не решил, хотя работаю военным священником несколько лет, — мои губы искривились в насмешливой улыбке. Насмехался я над собой и ситуацией, в которой застал меня незнакомец. — Что же тебе мешает принять окончательное решение? — опускаясь передо мной на корточки спросил он. — Это! — вздохнул я, и широко провел рукой перед собой, указывая на маячащие вдалеке — границы Зоны. — И это! — моя ладонь отрешенно покрутила серебряное распятье перед лицом незнакомца. — Ужасы, которыми кишит Зона — заставляют меня усомниться в Его существовании, а это распятье напоминает мне о том мгновении, когда я впервые обременил им свою шею. И я тогда дал клятву себе, что никогда не усомнюсь в Его покровительстве… А сейчас…, не знаю…наверное я — клятвопреступник… Я вдруг опомнился и уставился на нежданного пришельца: — Что это я откровенничаю с незнакомым мне человеком? Это следствие опьянения? Нет…, все дело в нем! В его бездонных глазах, его „нереальном" лице… Почему я принял его за подушку, в которую можно выплакаться? Не знаю… — Так что ты делаешь здесь? Ты что тоже, вроде духовного наставника? Из какой-нибудь соседней части? — спросил я. Незнакомец искренне рассмеялся, словно услышал удачную шутку. — Нет конечно же! — он как-то многозначительно посмотрел на небо и потом добавил: — Я уверен священник, ты примешь правильное решение. А пока прощай! Думаю мы снова встретимся… — Э-э, не понял… — начал я, — Встретимся? Зачем? Когда…? — Скорее чем ты думаешь — заблудшая душа. После этих слов он так же неожиданно удалился, как и пришел — не открыв мне ни своего имени, ни цели визита. Я долго провожал его безразличным взглядом, пока незнакомец в плаще, не скрылся за чередой невысоких деревьев. Я взглянул на распятье, и тяжело вздохнув — повесил его на шею. Потом не спеша поднялся на ноги и побрел в распоряжение своего блокпоста, где меня уже наверное обыскались. Я подумал: увидят меня солдатики в таком состоянии души и тела — скажут наверное, — „а батек-то выходной у Бога вымолил! Расслабился дескать". Я ухмыльнулся — жаль мне стало этих молодых, неопытных, верующих…непонятно во что — смертников. Да -да, именно смертников, потому как каждый день патрулирования границ Зоны — сулил уменьшение личного состава блокпоста, как минимум на двух-трех бойцов. И они знали это. И они рассчитывали на меня… С этими и еще разными другими мыслями — я ступил на пыльную, грунтовую дорогу, в конце которой виднелся шлагбаум, с двумя будками по обе от него стороны. Вот он мой блокпост — благословленный падшим священником. По дороге, взглядывая на небо, я замечал, что там ничего не менялось: желтый шар все так же медленно катился к горизонту, оставаясь все таким же жарким в союзе с безветренной погодой и абсолютной безоблачностью. От жары и выпитой браги, (не самого лучшего качества) — я уже стал забывать о странной встречи с незнакомцем. Может оно и к лучшему. Чем меньше людей знало, что я священник — заблудшая душа, тем лучше было для них самих… Наверное лучше. Немного не доходя до блокпоста, я заметил у его шлагбаума двух солдат — они фривольно расхаживали вдоль него и пускали клубы дыма изо рта. И как всегда антураж их был не по уставу — каски набекрень, „броня" не на них, а в будках, на торсе одна лишь тельняшка, выпущенная поверх штанов, ну хоть автоматы в руках. Жара, что тут поделаешь… — О, батек! — воскликнул один из них, когда я почти приблизился к шлагбауму. — Ёпа мать, а мы тебя потеряли — ты куда пропал!? — по мере моего приближения, лица солдат, становились все более озадаченными. Запнувшись на ровном месте и чуть было не распластавшись перед их вопросительными взглядами, я зафиксировал свое тело возле столбика шлагбаума. — Гулял, с Богом совещался, — смотря куда угодно, но только не им в глаза — икнув, ответил я. Те переглянулись, пожали друг другу плечами и, один из них многозначительно присвистнул. — Ну ты даешь батек — ёпа мать, Прокопенко тебе ей богу пистон вставит! Наши уже — ёпа мать — три часа как на ушах, по прилегающей территории ползают! А ты тут, — выхлопом озоновый слой разрушаешь, — солдат улыбнулся и хлопнул меня по плечу, отчего я чуть было не упал. С трудом сплюнув вязкими слюнями и попав себе на ботинок, я сказал: — Ну дай им Бог здоровьечка! Солдат, что все время молчал — ухмыльнулся и взял меня за руку. — Пошли, я тебя до барака доведу — завтра будешь с Прокопенко разбираться… На ужасной жаре меня сильно „догнало", и мне уже было на все и на всех плевать, лишь бы дали принять горизонтальное положение. А завтра…, да хоть кара небесная! Мне плевать. Солдат вел меня по территории блокпоста, словно даму под ручку, которая почему-то все время спотыкалась и одаривала остекленевшим взглядом недоумевающий личный состав. Как я заснул, и что еще делал — помню смутно. Ни свет ни заря, роту нашего блокпоста — подняли по тревоге. Стар.лей.- Прокопенко бросив на меня отчужденно-осуждающий взгляд, своим отрывистым, звонким голосом — вкратце объяснил ситуацию: из ночного патруля не вернулся экипаж БТРа 13ого блокпоста, что располагался к северу от нашего. Их командир на связь не выходит, и командование приняло решение, отправить на поиски несчастливого экипажа — почему-то бойцов из нашего блокпоста. На вопрос младшего сержанта Коваленко: — А почему собственно мы? Прокопенко ответил рифмой: „Потому что вы, бля — ОРЛЫ! — и добавил, — Отставить глупые вопросы!" На самом деле все было проще, координаты последней их связи с 13ым блокпостом — пролегали недалеко от нашего. Вот собственно и вся арифметика. Солдаты, под громкие ругательства Прокопенко — вошкотились по всему бараку, сонными движениями натягивая „говнодавы" и заправляя койки. Что касается меня — я наблюдал за всем сквозь назойливую боль в голове, которая еще и сопровождалась головокружением. Организм просил опохмела. Я напрягся, пытаясь вспомнить день вчерашний — тщетно. Мелькнуло лишь одинокое воспоминание: как я перекрестил штабного повара, выходившего из своей обители, с ведром помоев. Помню, он еще так странно на меня поглядел, и перед тем как я упал перед ним на колени и поцеловал лбом твердую землю — крайне удивленно произнес — „Батек!!!!". Больше мой мозг, ничего не нарыл в своих извилинах. Наверное оно и к лучшему, хотя теперь солдаты как-то странно поглядывали в мою сторону. Может вчера в пьяном бреду, я вслух отрекался от веры в Бога? Не помню. *** Мы мчались по пыльной дороге, сидя в душном чреве БМП. Семеро молодых бойцов угрюмо тряслись и покачивались, глядя то на мое опухшее лицо, то на не веселые лица своих сослуживцев. Все знали, а кто не знал — догадывались, что случилось с БТРом 13ой роты. Но об этом предпочитали молчать, дабы заранее не ломать хрупкую психику молодых. Я знал всех этих солдат. Я богословил их. Теперь я думаю, что я их проклял… Мое распятье все еще болталось на моей груди, и это наверное, была единственная вещь, о которой я сейчас не думал. Но думали они, думали, чтобы не думать о них самих. Наш проводник сидел на крыше бмпэшки, его хриплый голос то и дело доносился до нашего слуха. Он пытался взбодрить анекдотами сидевшего рядом с ним, на крыше, молодого ефрейтора, и когда хриплый голос проводника обрывался, раздавался смех. И этот смех, казалось рисовал улыбки на губах солдат, парившихся в салоне БМП. И глядя на это, моя гнилая душа радовалась. Проводник был отличным мужиком, веселым и находчивым, и в то же время закаленным страшным опытом потерь. Иногда мне думалось, что это он, должен носить это чертово распятье, обжигающее мою грудь и сердце, скручивающее мою душу. — Чё притихли, дрищи!? — гаркнул сверху проводник и стукнул прикладом автомата о раскрытый люк. — Скоро приедем бля, узнаем чё у этих уродов из 13ой, опять приключилось! Наверное как всегда мост полетел и рация от жары расплавилась! Ха-ха-ха! Я увидел как у солдат, на глазах воспарило настроение и боевой настрой. Они словно ожили, стали пошучивать, бравировать. — Да, — протянул один из солдат, — у этих вечно что-то не так! Всегда 13ый чем-нибудь да удивит, мать его так! — солдата звали Гришка-баклан, жрал много, хотя полнотой не отличался. Сейчас к нему вновь вернулся дар поднимать настроение, нежели пол часа назад. — А если Контроллер? — тихо вставил Витька-очкарик (пессимист со стажем), заставляя всех спрятать улыбки и подрезать крылышки поднявшемуся настроению. — Мудак! Чмо очкастое! — процедил Гришка, — Чё ты каркаешь! — Ежели Контроллер, то у нас билетов нема! — тупо пошутил Димон с дальнего угла бмпэшки, сверкая своей потной, прыщавой физиономией и, передергивая затвор автомата. Ругань прекратилась и постепенно переросла в непроизвольный смех. Я тоже позволил себе улыбнуться. Внезапно раздалась автоматная очередь сверху, БМП резко затормозил, срывая солдат со своих мест. Я тоже просеменил по салону, чуть не упав. Потом еще очередь. — Подъем дрищи, бля! Зомби! А-А-а… — прорычал сверху проводник, спрыгивая с БМП на землю. Я окинул взглядом лица солдат, они не успели испугаться, они просто исполнили приказ старшего и, адреналин вытолкнул их одного за другим, в открытый люк. Я остался. И я наверное пожалею об этом, потом… *** Я все сидел в БМП, зажав в кулаке серебряное распятье Христа, с наружи раздавались выстрелы и душераздирающие крики… Пули барабанили по стенкам „машины", продолжая каждое попадание — звучным рикошетом. Я молился еле слышно, мой побелевший кулак все сильнее и сильнее сжимал распятье, пока пальцы не стали маслянистыми от крови… Закончив молитву я разжал его, и окровавленная символика вновь повисла на моей груди. Такое уже случалось. И не раз. Череда выстрелов снаружи становилась все реже, пока вовсе не исчерпала себя. Я осторожно поднялся с колен и чуть пошатываясь пробрался по душному салону, к люку гудящего БМП. Упираясь окровавленной ладонью о перекладину лесенки, я осторожно высунул из люка мокрую от жары и пота — голову. Слабый ветерок врезался в мое влажное лицо, неся за собой запах свежести, пороха и смерти… Держась руками за кромки люка, я огляделся вокруг. Мертвая тишина гуляла среди окружающих деревьев, холмов и накренившихся линий электропередач. Безмолвных свидетели кровавой бойни. Дальше по дороге — стоял разрешеченный УАЗ, а рядом с ним в кювете БТР тринадцатой роты. Клубы поднятой с земли пыли, еще не успели предаться ей вновь, и мутное марево застилало раскаленную сцену смерти. Я опасливо озираясь, медленно покинул свое убежище и спустился на землю. Тут же мой взгляд наткнулся на тело нашего проводника, он ничком лежал на обочине — его пропитанная кровью одежда была задрана, руки раскинуты в стороны и его открытые глаза…, этот взгляд… Он точно смотрел на меня, смотрел словно на предателя! Я быстро отвернулся и спиной попятился назад, но что-то вдруг коснулось моей головы… Это была рука ефрейтора, к сожалению не помню его имени — во время перестрелки он находился на БМП, за крышкой люка, поэтому я его сразу и не заметил… Я попытался стащить тело на землю, но его голова вдруг медленно повернулась ко мне лицом…, и я увидел тот же обвиняющий взгляд… Его надувающие кровавые пузыри губы — молчаливо зашевелились, словно у выброшенной на сушу рыбы. Я быстро отстранился, завороженно продолжая пялится на него. Речь была безмолвна, но один его взгляд высказал все лучше, чем любые слова! Почему они все так ужасно смотрели на меня? Или они знали…? Мне стало зябко, ноги превратились в „вату". Еле удерживаясь на них, я обогнул „машину" и, наткнувшись на тело младшего сержанта Григория Архипова, испытал мимолетное облегчение — я не почувствовал на себе тот ужасный взгляд, которым одарили меня ефрейтор с проводником — потому как у Гришки почти не было лица… Вместо него — зияли три обширных пулевых отверстия. Я сбивчиво читал молитву, не зная правда зачем это делаю. Ведь я почти отрекся от своей веры, разве теперь молитвы помогут их душам? А разве раньше они помогали? Я трагично усмехнулся, в душе у меня было пусто, как в пересушенном колодце. Ноги не слушались и вели меня вдоль дороги, на которой я обнаружил еще несколько трупов — как своих так и „чужых". Они все погибли быстро, без особых мучений — предсмертные выражения их молодых лиц, это подтверждало. Но эти глаза, этот взгляд. С каким-то горьким привкусом вины, меня вытошнило… *** Я не заметил как земли коснулась ночь. И все это время я сидел возле БМП, погруженный в подобие транса, вдыхая запахи смерти. Окровавленное распятье вновь висело у меня на груди, теперь скорее как бесполезное украшение. Для меня, все его волшебство — исчезло, выдохлось…, отравилось что ли. Поднявшись на ноги, я побрел вдоль дороги усеянной трупами, но через минуту встал как вкопанный. Я хотел было побежать, но понял что это бессмысленно. Они уже были повсюду, они окружили меня. Свора, наводненная зомби, карликами, контроллерами, и еще бог знает чем, что никак не вписывалось в подобную компанию, медленно но верно сокращала дистанцию между мной и ими. Они хрипели, сопели, рычали и скалились и, понять что было у них на уме — не составило особого труда. Моя рука невольно потянулась к распятью и, вскоре я услышал усталый, вполне человеческий вздох. Где-то позади. Он появился неожиданно, словно сотворился из тьмы и двигался грациозно, с ленивой фацией, словно сам он был моделью, а Зона — подиумом… Свора тварей расступилась при виде высокого человека, как если бы он был их хозяином. И я услышал тот же утробный голос, проникающий в душу, в каждую клеточку моего тела. — А, священник — заблудшая душа. Рад встречи! Ведь я говорил, что она состоится скорее, чем ты думал… — на его мертвенно бледном лице появилась демоническая улыбка. В глазах моих вдруг потемнело, виски „затрещали" словно под давлением тисков, ноги подкосились, и спустя мгновение мой зад ощутил грубое прикосновение земли, а следом моя спина и затылок. Я услышал тяжелое дыхание, свое и чужое, оно было совсем рядом, словно загнанный зверь склонился надо мной… Глаза видели лишь бесконечное полотно темноты и ничего лишнего. Странно, но для теряющего сознание — все было как-то реально, казалось я мог двигать конечностями…, правда в слепую. Потом все тот же утробный голос спросил меня: — Зачем ты еще цепляешься за веру в Бога, если всей душой предан дьяволу? Я вздрогнул (по крайней мере, так мне показалось). Мне захотелось схватиться за распятье, доказать хотя бы себе что это не так… Но в глубине души я понимал, что этот таинственный человек — говорил правду. Я услышал усталый смех. — Тебе не кажется священник, что Господь давно оглох и ослеп? Оглох от бесконечных молитв, взывающих о прощении за страшные грехи, ослеп оттого, что бесконечно наблюдал эти грехи! — Кто ты? — услышал я собственный голос. — Я твой внимательный собеседник. Твой единственный собеседник. — Это я уже слышал! — прокричал я. — Кто ты на самом деле!? Как твое имя? — О, у меня много имен! Равно как и у тебя — священник, батек, Олег, заблудшая душа… — снова тот самый смех. — Ты говоришь загадками… — Нет, просто ты мыслишь примитивно. — Пусть так. Что ты сделал со мной? Или я сплю? — Сон — тоже реальность, только иная. В какой же ты предпочитаешь оказаться? — В той, где не будет твоего голоса и тебя самого! — О, это не возможно — я существую во всех реальностях. Мое темное полотно, которое я все это время наблюдал — вдруг пересекла линия света, она становилась все шире и шире, пока мой разум не понял, что мои веки широко открыты. И я увидел перед собой догорающий закат, неподвижные облака на румяном небе, окаменевшие макушки деревьев впереди и…это мертвенно-бледное лицо с бездонными темными глазами… Он никуда не делся. Его губы были сардонично натянуты, сверлящий взгляд жрал меня изнутри, а вокруг, все так же безмолвно и безучастно — топтались контроллеры, карлики, зомби и еще какие-то твари… Я искренне предвидел мою скорую кончину, и сейчас мне было страшнее всего умирать, потому как знал, что за свои душевные терзания — отправлюсь прямиком в Ад. Если конечно — я уже был не в нем… Опасливо озираясь по сторонам, я медленно поднялся на ноги. Выпученные глаза контролеров впились в мое лицо и тело, я чувствовал что им хотелось пошалить с моим разумом, я видел что карликам не терпелось досконально изучить внутренности моего организма, а остальные жаждали полакомиться тем что останется… Но в глазах высокого незнакомца, я не видел подобных желаний, лишь пустота и неизвестность отражались в них. Я стоял в нерешительности что либо предпринять или произнести, моя правая рука рефлекторно коснулась распятья и я снова услышал хохот, гомерический, насмешливый хохот незнакомца. — Ты что священник еще не понял? Да Ему плевать на это! Даже если бы он тебя услышал и увидел. Пойми, твоя молитва — это немощный крик в его глухие уши, твое жалкое объятие этой серебряной побрякушки — незримый жест в Его слепые глаза! Что ты хочешь доказать? А главное — кому? Эти слова подавили остатки моей пошатнувшейся веры. Я был сломлен. — Кто ты? — тихо произнес я, отпуская распятье. — Скажи правду, прошу тебя. С его лица слетела улыбка и он сделал шаг мне навстречу. — Я твой Бог! — его холодная рука легла на мое плечо, — Я ангел твоих мыслей и дьявол твоих поступков! — вот уже обе его руки держали меня за плечи. — Я — Люцифер! Я — Сатана! Я — Дьявол! Перед тем как мое сознание вновь провалилось в темноту — я увидел его лицо, которое стало похоже на выбеленную ветрами кость, с двумя черными, как смоль — впадинами, увидел странное оживление в рядах адской своры, словно они готовы были броситься на меня. И услышал усталый утробный голос, превратившийся в отголосье: — Твоя душа отныне, не принадлежит Богу… *** Я осторожно открыл глаза и передо мной возникли высокие, почерневшие в сумерках деревья, в руках у меня была лопата, а рядом со мной стояли еще несколько человек, в обмундировании военных сталкеров. Я мог видеть их глаза, но не лица — они были покрыты защитными масками. Сталкеры гулко обменивались короткими фразами, и опасливо вертели головами. Видно было что они нервничали. Я тоже огляделся, в недоумении ища взглядом того сумасшедшего, кто еще мгновение назад — назвался Люцифером, но не нашел… Взамен я увидел лишь обрывок асфальтовой дороги, маячивший за зарослями густой растительности, в метрах сорока, старенький Surf на обочине и окровавленное тело рядом, в вырытой яме… Я взглянул на лопату, потом на сталкеров, которые теперь уставились на меня. — Послушай Степа…, — мягко обратился один из них, — я понимаю — он был твоим корефаном, но здесь небезопасно и нужно как можно скорее с этим покончить. Если ты не можешь, давай я его закопаю? — он подошел и положил ладонь на черенок лопаты. Остальные не сводили с меня глаз. Я не знал, почему они назвали меня чужим именем, не знал, что произошло и продолжает происходить со мной. И почему, если это был мой друг, его хоронят так просто и бесчеловечно. Моя рука в нерешительности отпустила лопату. Невысокий сталкер, поспешно принялся зарывать могилу. Вдруг, стоявший поодаль от меня „искатель артефактов" — тревожно схватился за свой автомат и нацелился им в длинную череду уродливых деревьев. — Там кто-то есть. — негромко оповестил он. — Это может быть он… Остальные последовали его примеру, а тот, что закапывал могилу — так и остался с лопатой в руках, видимо пологая, что она защитит его лучше, нежели лежащий рядом АКМ. — О, Господи! — прошептал кто-то. А я не сдвинулся с места, все так же отчужденно продолжая за всем наблюдать, словно меня это не касалось. Раздалась поочередность выстрелов, и пули звонко забарабанили по стволам деревьев. Потом автоматы смолкли и воцарилась тишина, длившаяся не долго… Жесткий кашель одного из сталкеров, всколыхнул безгласие, заставляя вздрогнуть от неожиданности. Судорожный кашель все учащался, и спустя мгновение его подхватил второй сталкер, потом третий… И вот уже всех кроме меня, внезапный недуг согнул пополам, они выронили автоматы и содрали с лиц маски, думая что это как-то поможет. Но тщетно. Ужасная какофония кашля все нарастала, их глотки уже издавали глубокие срывисто-хриплые звуки, рты наполнялись кровью и когда они втягивали ими воздух, то чуть было не захлебывались вязкой жижей… Один из них вдруг поднял на меня голову, его увлажненное слезами лицо — было болезненно красным, а молящий взгляд, еще был полон обвинения в случившемся, он словно называл меня предателем. Наверное я никогда не разгадаю причину этих взглядов. Спустя несколько минут все было кончено, пятеро сталкеров лежали на земле — тело к телу, их красные, мокрые лица были запрокинуты, а широко раскрытые глаза целились в небо. Что с ними случилось, я и не догадывался. Но это было ужасно. Сняв душащую маску и безучастно понаблюдав за случившимся, я медленным шагом направился к Surf’у, движимый надеждой, что все что со мной происходит — всего лишь кошмарный сон. Но через секунду и эта надежда умерла. Умерла, отравленная знакомым утробным голосом. — Нет, ну старый прохвост дает! Каков а? Все же не оставил попытки спрятать твою заблудшую душу! — грациозно передвигая длинными ногами, высокий незнакомец приблизился ко мне. Он все так же улыбался (хотя может, я принимал улыбку за волчий оскал!) и его бледное лицо чуть ли не светилось в сгущающихся сумерках. Потом его лицо приобрело какой-то странный вид, словно чем-то было не довольно. Он устало произнес: — Ты весьма решительный в своих действиях, священник, но то, что ты задумал — бессмысленно! Не совсем понимая его, я прыгнул к лежавшему возле полузарытой могилы — автомату и, направив на „бледнолицего" ствол, нажал на курок… Пули прошили его насквозь, нарисовав на идеальном лице лишь гримасу удовольствия. Я не видел большого смысла продолжать свою затею. Я сдался. Теперь моя раздавленная вера в Бога, возрождалась и воплощалась в веру в Дьявола. Где-то в глубине своей „продажной" души, я признал в незнакомце — самого Люцифера. Ни один мутант Зоны, не способен на то, на что был способен этот незнакомец, на протяжении всего моего знакомства с ним. Это существо — явно было чем-то или кем-то — особенным. — Как я здесь очутился и отчего не умер вместе с этими сталкерами? — отбрасывая автомат в сторону, надтреснутым голосом произнес я. Он довольно хмыкнул. — Я решил не доставлять тебе удовольствия — умирать второй раз за день…пока не решил. Я настороженно заглянул ему в глаза и почти пожалел об этом. Потом задал логичный вопрос: — Я что, уже умер один раз? — Вне всякого сомнения! Ты думаешь, как твоя душа смогла переселиться в тело этого несчастного сталкера? — он протянул к моему лицу свою длинную руку, и произвел замысловатое движение своими белесыми пальцами. После чего он разжал ладонь и, моему взору предстало знакомое до боли в душе — окровавленное серебряное распятье. — Помнишь это? — иронично прошептал Люцифер. Мурашки пробежали по моему телу(точнее не по моему) и я отвернулся. — Старый маразматик — Господь, зачем-то решил утаить от меня твою душу! Но он и не подозревал, что переселение произойдет вмести со старыми воспоминаниями! — „бледнолицый" рассмеялся. — Но он в своем репертуаре. За пошатнувшуюся в Него веру, он вселил твою душу в тело страдающего сталкера, страдающего от потери близкого друга. Он не исправим! — он снова расхохотался, адресуя сардонический смех Небесам. Я постарался смириться с услышанным. Вне всякого сомнения — то была речь не умалишенного, а здравомыслящего че… Впрочем неважно кого. — Зачем ты здесь? В Зоне. Здесь и без тебя полно страданий! Он сделал удивленное лицо. — В Зоне? Ах да, так вы называете кусочек моих владений — он прикоснулся своей холодной ладонью к моей щеке, словно по отцовски… Я не смог отстраниться, хоть и пытался. — Видишь ли, Зона — это манна небесная, хотя и целиком моих рук дело. Я собираю здесь души! А так как Господь ничего не видит и не слышит — я тащу их прямиком в Ад, не давая шанса посетить чистилище. Ловко да? — Люцифер ухмыльнулся. — Она твоих рук дело? А как же Черный Монолит — он ведь говорят из космоса? Смех был мне ответом. — Нет, ну ты и впрямь забавный священник! — воскликнул Люцифер, — Я чувствую в твоем голосе — нотки махрового атеиста? — Черный Монолит, это, как бы тебе сказать…, — посланный с Небес гнев Господний! Так он попытался разрушить врата Ада, открытые мной. — И что, ему удалось? — вставил я. — Отчасти. Вот тебе еще одно подтверждение — что он слеп! Всевышний промахнулся! Люцифер рассмеялся сильнее прежнего, так, что с деревьев посыпалась жухлая листва. — Ну, если ему это удалось отчасти, значит — слеп на половину? — попытался я уязвить своего „собеседника". — Если человечество правильно разгадает тайну „Злобы Божьей", то быть может врата и закроются. Но человек алчен, корыстен и подвержен переменам в душе, с этими качествами тайну ни за что не открыть! — я понял, что про „перемену в душе" — это был выпад в мою сторону. — Не хочешь ли ты сказать, что Монолит — нечто вроде Святого Грааля? И нужен чистой души рыцарь, дабы испить из него и спасти мир от боли? — Хм…, может и так! Я не задумывался над этим. Да, наверное ты прав. Я оглядел местность, на которой безмятежно разговаривал с Князем Преисподней — здесь сумерки уже давно перетекли в кромешную ночь без луны. Было тихо. — Задавай вопросы — падший священник, не стесняйся, ибо я вижу что они у тебя есть! — разразился Люцифер. — Зачем тебе души невинных? — спросил я. — Невинных? Это ты про сталкеров да солдат!? Ха-ха! — Не только, но… — Да есть всего две-три заповеди, которые здесь они еще не преступили! Да и то наверное потому, что эти две-три в Зоне преступить невозможно! — А как же ангелы? Они существуют? И они тоже слепы? Люцифер устало выдохнул. — Ангелы? Они великие энтузиасты! Хотят выполнить всю работу Бога, которую он уже не в силах выполнять сам, за его спиной. Наивные младенцы. — Но каково их проявление здесь, на земле? — Скажи, знакомы тебе такие слова как, — «невероятная удача»? — Ну да…кажется… — Вот это и есть ИХ проявление. Бесполезное, питающее лишние надежды — проявление! Люцифер положил свою правую руку мне на плечо и слегка подтолкнул. — Пойдем священник. — Куда. — безразличным голосом поинтересовался я. Хотя в глубине души надеялся, что не в Ад. — Прогуляемся по этому прекрасному городу. Кажется вы его называете Припять? — Зачем? — Хватит вопросов. Пора созерцать прекрасное! *** Разгорался рассвет, словно раздутый из углей заката, Зона просыпалась и пригретые ее телом ужасы — просыпались вместе с ней. Мы гуляли среди давно не тревоженного города, чьи потрескавшиеся и осыпанные стены — служили нам прекрасной аллеей, изредка торчащие трубы и столбы — высокими красивыми деревьями, шныряющие повсюду монстры — невиданной живностью „райского" сада, остальное же, представлялось в виде забытой архитектуры прошлого. Все было прекрасно. Присягнув Люциферу — я познал эстетику ужаса, я как никогда научился играть воображением, строить воздушные замки из подножного сырья Ада, созидать прекрасное из материи хаоса… И теперь наверное, один лишь взгляд на красоты Небес — поверг бы меня в ужас! Теперь, я могу назвать свое имя. Назвать, без боязни быть услышанным, ибо оно войдет или уже вошло в историю. Время циклично и нетленно. И ему глубоко наплевать, что имя мне — Антихрист! *** Исцарапанная мрачная дверь, вместе с порцией спертого воздуха, выпустила высокого человека и закрылась, снова отрезав таинственного обитателя сего помещения от внешнего мира. Скрипнул железный засов. Человек в белом халате снова наткнулся в продолжительной беседе, на уже знакомый тупик, и вынужден был покинуть узника ни с чем. Он опять напишет отчет для начальства и в десятый раз бросит кассету диктофона в кучу остальных, таких же. И завтра все повторится снова. И снова он будет доставать из пакета для улик, серебряное распятье со следами запекшейся крови и, узник снова будет недоуменно пялиться на него, не понимая как лицо Христа на нем — до боли напоминает его собственное. | |
| Просмотров: 557 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Меню сайта
Категории раздела
Статистика
Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Форма входа
Поиск
Друзья сайта